На вид ей было лет двадцать восемь, роста выше среднего, то есть по здешним меркам довольно высокого, громадная копна вьющихся каштановых волос и та длинная шея, которую именуют лебяжьей. Лицо… даже не знаю. У нее были большие-пребольшие карие глаза, не слишком короткий нос и вообще та очаровательная неправильность в чертах, что делает женщину привлекательной с детства и до могилы. Кроме того, какой-то умник вбил людям в головы, что идеальная фигура описывается цифрам девяносто – шестьдесят – девяносто. Что в этом тоскливом занудстве идеального, я никогда не понимал, и фигура незнакомки была куда милее моему сердцу, ибо явно укладывалась в параметры сто пятьдесят – пятьдесят – девяносто. Неудивительно, что и Ланс остановился как вкопанный, так что я едва не ткнулся носом в гриву.
Соскочив на землю и бросив поводья как ни попадя, я подошел ближе. Ее глаза, как пишут в романах, искрились весельем.
– Кого мы видим, – сказала она приятным низковатым голосом. – Никак сам сэр Генри вспомнил о нас после долгих странствий. С возвращением в родные края.
Я молчал и впитывал ее облик, казалось, каждой клеточкой тела. Отвлекаться на какие-то разговоры просто не было сил.
– Ну, что же ты молчишь? – спросила она с насмешкой и даже скрытым раздражением. – Генри, сукин сын, это ты или не ты?
Внутри меня что-то ударило как молотом. Это были космические бездны. Поначалу они стукнули где-то в солнечном сплетении, а потом поглубже, в том деликатном месте, где у человека попа переходит во всякое интимное хозяйство. Во мне возник вакуум, меня стало сжимать давлением, и на разный там самоконтроль пришлось плюнуть – меня несли неведомые силы. Я содрал перчатки, подошел вплотную, обнял ее и поцеловал.
Она была тонкая, горячая и очень живая. Сквозь вязку свитера я ощутил жар ее плоти и окончательно обалдел. Она осторожно освободилась и недовольно проворчала:
– Ну вот, добился-таки своего… Генри, что за чертовщина, ответь наконец, это ты?
Я нехотя отпустил ее, все еще держа за руку, потом с сожалением отпустил и руку с восхитительными пальцами, отступил и поклонился:
– Сударыня, позвольте представиться – Уолтер Брэдли, управляющий Домом на время ремонта. Могу ли я узнать ваше имя?
Ее карие глазищи распахнулись в пол-лица, она прижала ко рту ладонь, отвернулась и некоторое время смотрела на столб, возле которого стояла. Потом засмеялась, но сразу после этого сдвинула брови.
– Меллина Уорик, хозяйка этих земель и главная колдунья графства. Сэр Уолтер, что означает ваше поведение? Вы со всеми женщинами так здороваетесь?
– Леди Меллина, прошу прощения. Во всем виновата единственно ваша красота. Разве не все мужчины теряют рассудок при вашем появлении? Я просто честнее других. Во всяком случае, я готов выражать вам свое восхищение круглые сутки.
Она с сомнением покачала головой, повернулась и, пройдя через ворота, направилась к дому. Через мгновение я догадался, что ее спина есть приглашение, и, прихватив повод, вместе с Лансом двинулся следом.
Дом вполне походил на жилище колдуньи – на длинных полках – множество разных банок с какими-то приправами, у очага – выставка котлов всех размеров, под потолком на веревках сушатся пучки трав. Меллина выложила мне на стол сыра, хлеба и налила стакан местного вина, а сама уселась напротив на высокую табуретку (я на секунду почувствовал себя в баре), закрутила вокруг себя каминный дым еще с какой-то зыбкой синевой и принялась меня рассматривать из-за этой завесы.
Есть я, естественно, не мог, потому что мой рот, как у Левина, не знал, что делать с сыром, но пару глотков из стакана сделал. Надо было что-то сказать.
– Меллина, простите, что называю вас просто по имени… У нас там в Доме ремонт, сгорели две резные панели в верхней гостиной… Я ищу резчика, говорят, он живет где-то здесь неподалеку…
А в это время образовавшийся космический вакуум у меня внутри говорил совсем другое: дайте мне Меллину, или сейчас наступит коллапс, схлопывание и вообще всему крышка. Я уперся обеими ладонями в стол:
– Меллина, если я тебя сейчас еще раз не поцелую, я умру. Делай потом что хочешь, режь меня на части, забирай душу, но иди сюда немедленно. Или я поверю в любовь с первого взгляда.
Она вышла из-за своего дыма, приблизилась и хмуро на меня посмотрела.
– Садись ко мне на колени, – велел я.
Меллина исполнила и это, обняла меня за шею и с мрачной озабоченностью произнесла:
– Я ничего не понимаю, что происходит.
Следующий неопределимый отрезок времени мы безудержно целовались. Потом она вдруг спрыгнула на пол, отбежала к противоположному краю стола и оттуда объявила:
– Имей ввиду, мой дедушка – герцог, а я – почтенная вдова! И нечего строить мне рожи! – после чего засмеялась, и мы вернулись в прежнюю позицию.
Удивительное дело! Все наше знакомство продолжалось двадцать минут, а у меня было полное впечатление, что я не просто знаю эту Меллину давным-давно, а чуть ли не с детства, будто в детском саду сидели на соседних горшках – и мог бы поклясться, что она испытывает то же чувство.
– Мы сошли с ума, – сказала Меллина, уткнувшись носом мне в шею. – Ты искал резчика? Дальше по дороге, у старой мельницы, через брод, увидишь. Поезжай, скоро вечер. Поезжай, я должна придти в себя.
Она встала и добавила:
– И возвращайся.
Бедный Ланселот! Он бродил по двору как потерянный, с нераспущенной подпругой, волоча поводья. Делать нечего, уж так в жизни заведено – всегда страдает невинный. Через полчаса мы разбрызгивали воду на каменистом перекате, и еще минут десять спустя подъехали к огромному сараю с веселой расписной башенкой. Я толкнул дверь и вошел.